Александр Громов - один из немногих отечественных авторов, работающих сегодня в некогда весьма популярном жанре "социальной фантастики". Новый его роман, "Год Лемминга", - очередная попытка сконструировать ситуацию, в которой цель оправдывает-таки средства, - на первый взгляд выполнен полностью в рамках традиций этого жанра, и обладает всеми достоинствами и недостатками, присущими именно социальной фантастике. Герой романа, Михаил Малахов, крупный чиновник, обладающий практически неограниченными полномочиями, в силу ряда обстоятельств оказывается единственным, кто может остановить страшную эпидемию, заставляющую людей совершать массовые немотивированные самоубийства. Одновременно Малахов узнает, что, согласно одной из теорий, эта "серая чума" является своего рода очищающим фактором, уничтожающим исключительно тех индивидуумов, что грозят гибелью всему человечеству. Поставить героя в этически неоднозначную ситуацию, перед необходимостью сделать выбор в ситуации, когда безупречный выбор невозможен - один из самых сильных и интересных литературных приемов, помогающих ярче всего высветить свойства личности. Отечественная социальная и психологическая фантастика начиная с братьев Стругацких многократно - и с неизменным успехом - использовала эту тактику.
Однако действительно ли ситуация, в которую попал Малахов, такова, как это представляется самому главному герою? Начнем с того, что события романа "Год Лемминга", согласно авторскому плану, хронологически предшествуют событиям "Мягкой посадки", - вещи, вышедшей более года назад и повествующей о горестной судьбе человечества, гибнущего от вырождения и наступления ледников. На мой взгляд, существование этой связки - один из самых значительных просчетов, допущенных автором. Ведь любой полноценный выбор (в том числе - и этический) может быть сделан лишь между несколькими равнозначными, но не равноценными позициями. Те же, кто читал "Мягкую посадку", знают - на самом деле перед Малаховым открывается только одна дорога, второй же путь заведомо заканчивается тупиком и ведет к быстрому вырождению и вымиранию человечества. То есть, грубо говоря, скрывая секрет лекарства и позволяя обреченным умереть, Малахов по крайней мере спасает всех остальных жителей Земли, а давая шанс потенциальным жертвам "серой чумы", обрекает всех - в том числе, и спасенных - на неизбежную гибель. "Меченые" погибнут в любом случае, сейчас или через десять лет, но если этот процесс затянется, они потащат за собой миллиарды. Получается, что на протяжении всего романа Александр Громов доказывает посылку, и без того очевидную читавшим предыдущее произведение.
Но даже если забыть о существовании "Мягкой посадки" и читать книги в соответствии со внутренней хронологией действия, ощущения равенства позиций, между которыми герою приходиться делать выбор, отчего-то не возникает. Михаил Малахов, воспитанный, как неоднократно подчеркивает автор, в условиях, где всяческая апелляция к "высшей справедливости" вызывает почти аллергическую реакцию, умный, талантливый, рационально мыслящий человек, ознакомившись с теоретическими выкладками, согласно которым "серая чума" уничтожает-де только "подлецов" и "мерзавцев", как-то вдруг, внезапно, ни с того ни с сего полностью проникается этой идеей. Безусловно, Малахов не может не сознавать, что понятие подлости слишком антропоцентрично и субъективно, чтобы служить достаточным критерием отбора. Можно вспомнить искреннюю любовь, которую не так давно испытывало население целых стран к людям, одним росчерком пера отправлявшим сотни тысяч своих соотечественников в газовые камеры и на тюремные нары, а также жгучую ненависть, которая выплескивалась на "врагов народа", врачей-убийц или театральных критиков-космополитов. Человек, для одних служащий живым воплощением зла, для других может быть близким и верным другом, и здесь нет никакого противоречия.
Казалось бы, события, свидетелем которых становиться Малахов, должны были опровергнуть сомнительную теорию о критерии отбора: среди тех, чью гибель он наблюдает на страницах романа, практически нет ни одного человека, о котором можно с уверенностью сказать - да, при жизни этот тип был неисправимым подлецом. Напротив, коллеги и сослуживцы Малахова, на чьей совести не меньше смертей, чем у иного серийного убийцы (правда, эти люди совершают убийства исключительно из "высших соображений", во имя всего человечества), менее подвержены болезни, чем прочие граждане. Но даже наблюдая, за тем, как страшно гибнут достаточно бесцветные и безобидные личности, Малахов не желает признать, что "серая чума" выбирает жертв по соврешенно иному, непонятному ему критерию. Это, а также яркие, слабо мотивированные отрицательные эмоции, которые герой испытывает к людям, не сделавшим ему лично ничего дурного, заставляет сделать вывод, на первый взгляд кажущийся несколько парадоксальным. Двоичная категоризация, на которой построена интрига романа и идеалистическая позиция, которую занимает главный герой при выборе позиции, эмоции, которые он испытывает к жертвам "серой чумы" (весьма напоминающие чувства эльфов Толкиена к созданиям Мелькора) дают нам основания предположить, что за фасадом социального научно-фантастического произведения скрывается талантливый роман-фэнтези - роман, где безраздельно царствует некий Абсолют (иначе - Бог), на который герою следует равняться и с которым бесполезно спорить. В отличие от материалистов Стругацких, оставляющих героям пусть исчезающе малый, но вполне ощутимый шанс на победу над мирозданием, Громов ставит своего Малахова в положение поистине безвыходное - и оставляет его в таком положении до самого финала.
Впрочем, существует и другой вариант. Не исключено, что иррациональное поведение главного героя "Года Лемминга", его готовность поверить в весьма сомнительную теорию - следствие того, что "серая чума" не обошла стороной и самого Малахова. Может быть, это попытка затронутого болезнью подсознания каким-то образом обойти биологический механизм, предупреждающий Малахова о любой опасности вспышками боли (благодаря чему тот, собственно, и сумел достичь столь высоких постов и должностей)? Скрывая секрет борьбы с болезнью, герой романа вынужден бежать от вчерашних коллег, прятаться, уходить от облав, подставляя себя под пули, одна из которых, несмотря на всю его подготовку, может все-таки стать последней...
По крайней мере, болезнь объясняет все странности его поведения куда более логично, чем в вера в Абсолют, внезапно охватившая умного и честного - прежде всего, перед самим собой, - человека, функционера Михаила Малахова.
