Борис Виан не упоминается в числе тех авторов, чье творчество заметно повлияло на становление нонконформистских и постмодернистких течений в фантастике второй половины двадцатого века. Ни писатели "новой волны", ни киберпанки с гуманистами не причисляли создателя "Пены дней" к своим учителям. Джойс, Дос Пасос - пожалуйста, сколько угодно, но только не Виан. А между тем след, оставленный творчеством этого писателя в мировой литературе вообще и фантастике в частности, заметен невооруженным глазом.
Борис Виан - автор сложный и разнообразный. Но все три романа, вошедшие в этот сборник характеризует одна общая черта: ощущение мира, сдвинутого по фазе. Виан умело играет с литературной реальностью, сознательно повышая долю условности повествования. Не то, чтобы сюрреалистическая волна захлестывала героев с головой, заставляя барахтаться и пускать пузыри: здоровая и строго отмеренная доля абсурда, умело вплетенная в ткань сюжета, лишь придает дополнительное ощущение свободы, и не более того. Мир в романах Виана словно был повернут на несколько градусов, после чего сдвиг жестко этот зафиксировали, не давая читательскому восприятию пойти в разнос. Все фантастические условности, совершенно неуместные в классической реалистической литературе - вызревающее в земле оружие, действующая в руках деревенского кузнеца "магия подобия" и т.п. - у Виана вполне органично укладываются в общую систему, ничуть не нарушая внутренний баланс сил. У отечественных авторов что-то подобное можно найти в ранних произведениях Леонида Кудрявцева, отчасти - у Александра Етоева, Андрея Саломатова и многих других. Конечно, не Виан первым ввел этот прием в литературный обиход, но виртуозность, с которой он использовал этот ход, действительно делает честь его писательскому таланту, и звание классика французской литературы второй половины двадцатого века, на мой взгляд, им заслужено вполне.
И, кроме того, в отличие текстов того же Джойса или Дос Пасоса, произведения Бориса Виана могут порадовать любого незашоренного читателя, а не только филолога, интересующегося историей мировой литературы.
Василий Владимирский
